Украинская наука и грантоеды

Всегда с интересом читаю практически все публикации вашего издания, но по вполне понятным причинам с особым вниманием отношусь к статьям по проблемам развития науки. Не во всем моя оценка совпадает с мнением ваших авторов, но в статьях таких специалистов, как профессор А. И. Гоженко (августовский выпуск газеты от 23.08.2019 г.) или член-корреспондент НАНУ В. Л. Мазур (от 19.07.2019 г.), квалифицированно рассматриваются причины тяжелого состояния науки в нашей стране и содержатся интересные рекомендации относительно способов решения этих проблем.

Цель ЕС на перспективу

Совсем иное впечатление оставила статья И. Петрова в номере от 6.09.2019 г., которая по сути представляет собой подробный пересказ доклада «Оптимизация управления научной сферой: зарубежный опыт и рекомендации для Украины», подготовленный на зарубежные гранты неправительственной организацией «Украинский центр европейской политики». Автор доклада, Б. Олексюк, ныне сотрудник Антарктического центра, ранее известный как активист и работник Института национальной памяти.

Нельзя сказать, чтобы в докладе (и в статье) совсем не было отдельных верных оценок или рациональных предложений. Но они настолько сильно «перемешаны» с недостоверной информацией и произвольными, не подкрепленными достоверными фактами суждениями, что оценить его позитивно не представляется возможным.

Меня когда-то учили в университете, что если ошибки замечены в начале рассмотрения проблемы (скажем, при решении задачи или доказательстве теоремы), то дальнейший ход рассуждений можно не анализировать. Ошибки могут не помешать сделать отдельные правильные выводы (угадать решение, тем более если к подобным выводам приходят и другие исследователи на основе действительно заслуживающего доверия анализа), но сама ложная аргументация ни при чем. К сожалению, в докладе (да и в статье) мы имеем дело именно с таким случаем.

Наверное, журналисту перед публикацией стоило поинтересоваться, какое отношение к проблемам управления наукой имеет Б. Олексюк и нанявшая его для написания доклада неправительственная организация. Как минимум проверить приводимые в докладе цифры. А они, прямо скажем, бросаются в глаза в самом начале изложения. Так, автор статьи вслед за Б. Олексюком утверждает, что в Украине «бюджетное финансирование на уровне 0,27% ВВП. В ЕС — около 2%». И тут же И. Петров предлагает довести эту цифру до 5% (уровень военного бюджета).

Авторы не утруждают себя ссылками, за какой год рассматриваются данные. Поэтому замечу, что в 2018-м соответствующий показатель для Украины составил всего 0,17%. Что касается стран ЕС, то лишь в одной из них он достигает 1% (а не 2%). Более того, достичь уровня 1% — официальная цель ЕС на перспективу. Приведенная в статье цифра для ЕС (2%) — общий уровень расходов на исследования и разработки (ИР) в ВВП. Причина ошибки банальна: авторы не понимают разницы между общими и бюджетными уровнями расходов на исследования и разработки. Очевидно, что пожелание о пяти процентах — пустая фантазия.

Как правило, в развитых странах в лучшем случае примерно треть расходов приходится на государственный сектор (по сути — бюджет), остальное — в основном за счет бизнес-структур (в некоторых государствах существенную, но не решающую роль играет и внешнее финансирование). Отдельные передовые в научно-техническом отношении страны (Южная Корея, Япония, Дания, Швеция, Израиль) превысили трехпроцентный уровень финансирования ИР в ВВП, но эти государства можно легко посчитать при помощи пальцев двух рук.

Далее в статье приведены данные об общем уровне финансирования науки в расчете на одного ученого. В Украине они действительно в разы меньше, чем в упоминаемых авторами США и Бразилии. Но разрыв не является настолько большим. Причиной неверной цифры являются сразу две ошибки. Во-первых, при международных сравнениях используется т. н. коэффициент покупательной способности национальной валюты, а не текущий курс номинального обмена.

Во-вторых, И. Петров и Б. Олексюк, как, впрочем, и большинство отечественных авторов, не знают, что в международной статистике численность исследователей рассчитывается на основе методов с использованием т. н. эквивалента полной занятости FTE (full-time equivalent). Это, к сожалению, делает наши данные несопоставимыми с данными большинства других стран.

Сами методы учета численности занятых в науке довольно подробно описаны в руководстве ОЭСР Frascati Manual, которое давно стало международным стандартом. Необходимо вносить изменения в данные первичного учета занятости исследованиями и разработками, но наша статистика на это, похоже, никак не может решиться.

Совершенно дико для любого специалиста, занимающегося проблемами организации науки, выглядит следующее утверждение из статьи: «В США 95% научных исследований финансируется государством, несмотря на миф о том, что там науку кормит бизнес». На самом деле этот показатель составлял в США в 2017 г. 23%. На американский бизнес приходилось более 70% расходов на исследования и разработки. Для проверки данных об ИР по США (да и другим развитым странам) обычно используют базу данных ОЭСР. По Америке можно специально обратиться к изданию Science and Engineering Indicators, где раз в два года публикуется статистика по американской науке. Эти данные размещаются и в интернете.

Вузы лучше академиков?

Не хотелось бы оценивать довольно фрагментарный и не во всем корректный обзор об организации науки в других странах. Это может занять слишком много места, которое лучше уделить сентенциям автора о науке в Украине. Б. Олексюк (а с ним И. Петров), как и многие другие критики отечественной науки, сосредотачивает свой «огонь» на Национальной академии наук. Начинается это с утверждения, что «Украина — последняя(!) из постсоветских стран, где сохраняется архаичная академическая система научных учреждений». Но это совершенно не так. Академии наук сохранены в Беларуси, России, Армении, Азербайджане. В Средней Азии ситуация несколько сложнее. Например, в Туркмении академию сначала упразднили, потом воссоздали на несколько лет, а сейчас опять занимаются ее ликвидацией. Академии наук, включающие в свой состав научные институты, действуют и в бывших соцстранах — Венгрии, Чехии, Словакии и Румынии.

Далее следует тезис о том, что НАНУ никем не контролируется и никому не подчиняется, но это не соответствует действительности. НАНУ подчиняется Кабмину и координирует свою деятельность с Минобразования и науки, другими министерствами и ведомствами по многим каналам. Деятельность НАНУ, в т. ч. финансовая, постоянно контролируется органами госвласти. Но, безусловно, ученые в значительной степени сами формулируют направления научного поиска.

Возникает встречный вопрос к автору статьи: а кто это должен делать? Грантоеды из различных общественных организаций? Чиновники МОНа? Я неоднократно бывал на парламентских и комитетских слушаниях по различным аспектам развития науки и инноваций. Иногда просто поражался, как приходившие туда «активисты» обращались с цифрами и фактами и легко находили решения непростых проблем. При этом в некоторых случаях они даже кичились тем, что параллельно занимались вопросами ЖКХ, рынка земли или внешнего долга. Такая неизбирательность в сочетании с недостаточными профессиональными знаниями не приводит к позитивным результатам. Наверное, хорошо, что большинство наиболее радикальных предложений «активистов» так и не воплотилось в реальные проекты.

Автор статьи вслед за Б. Олексюком противопоставляет академический и вузовский сектор науки, подчеркивая более высокую эффективность последнего. Но это не более чем результат манипуляций со статистическими данными. Выше отмечались особенности нашей статистики, которые не позволяют корректно учитывать деятельность в сфере исследований и разработок, включая реальное распределение этой деятельности по секторам.

Государство выделяет деньги вузам на научно-педагогическую деятельность, а не на обучение студентов. При этом в вузах заняты более трех четвертей кандидатов наук и две трети докторов наук Украины, примерно 90% аспирантов. Но половина вузов формально не ведет никакой зарегистрированной научной деятельности. В вузах готовится львиная доля отечественных диссертаций, пишутся статьи и монографии. Все это — научная работа, которая должна учитываться в соответствии с международными стандартами.

Однако отечественная статистика при рассмотрении финансирования вузов учитывает только данные по т. н. научно-исследовательскому сектору. Но это очень существенно искажает реальную картину активности сотрудников вузов в научной сфере: грубо говоря, их нужно учитывать наряду с учеными в других секторах с соответствующим «понижающим коэффициентом», как это делается в большинстве стран мира.

Еще один пример «невинных» манипуляций автора статьи: данные о росте финансирования НАНУ за 2017—2018 гг. При этом как-то забывается, что в 2013—2016 гг. финансирование академии уменьшилось более чем на 20% в номинальном выражении (в абсолютных цифрах, без учета инфляции). В реальном выражении, несмотря на победные реляции предыдущего правительства, финансирование НАНУ в 2017—2018 гг. оказалось гораздо ниже, чем в 2013 г. Автор статьи говорит и об уменьшении количества публикаций, но, учитывая сокращение численности сотрудников, публикационная активность в пересчете на одного ученого академии за годы реформ при бывшем президенте практически не изменилась.

Автор статьи восторженно пишет о программе ЕС «Горизонт 2020» как об «игроке-невидимке» в сфере исследований и разработок, а также инноваций. Как человек, руководивший одним из проектов этой программы с украинской стороны и принимавший участие в качестве исполнителя в нескольких других проектах, могу заметить, что здесь далеко не все так просто. Уровень успешных заявок по программе не превышает 15% (в моем случае прошла одна из пяти, и это считаю успехом).

Из-за низких шансов на успех многие отечественные ученые, да и зарубежные коллеги, просто перестали подавать заявки по этой программе. Кроме того, наши специалисты не могут рассчитывать на равноправное участие. Например, в ряде работ за счет ЕС могут участвовать только балканские страны или государства Центральной Европы. Украина тоже формально может присоединиться и к этим проектам, но только полностью покрывая свои затраты.

Отдельной проблемой остается внутреннее финансовое регулирование со стороны Нацбанка и Минфина, которое до последнего времени фактически не позволяло украинским организациям быть лидерами многосторонних научных консорциумов.

В принципе, чтобы прокомментировать все несуразности и ошибки статьи И. Петрова и лежащего в ее основе доклада, понадобится довольно много времени и места. В этой связи вспоминается, как академик П. П. Толочко, оценивая содержание претендующей на научность книги Ю. М. Каныгина «Путь ариев», заметил: чтобы опровергнуть все, что там написано, нужно написать книгу такого же объема. Поэтому ограничусь тем, что упомянул, и попробую выделить немногочисленные «рациональные зерна» публикации.

Автор статьи совершенно справедливо подчеркивает необходимость реформ в отечественной науке и в Национальной академии наук в частности. Действительно, в украинской науке остро стоят проблемы притока молодых кадров, обновления руководства, усовершенствования системы оценивания результатов.

Наверное, хорошо, что к этим вопросам привлекается внимание. К сожалению, и в статье, и в работе Б. Олексюка делается это, мягко говоря, несколько упрощенно. Кроме того, на самом деле реальные реформы идут. В НАНУ, например, приняты изменения в уставе, которые ограничивают время пребывания на руководящих должностях двумя сроками. Это должно привести к серьезным изменениям в руководстве институтов уже в ближайшие несколько лет. Для стимулирования конкурсных начал в финансировании создан Национальный фонд исследований, призванный стать важным источником грантов для исследователей. Безусловно, этого пока недостаточно, но сам процесс реформирования начался.

Источник развитых стран

В конце декабря 2016 г. был опубликован доклад группы европейских экспертов о состоянии научной и инновационной системы Украины. Он содержал 30 рекомендаций по разным направлениям возможных реформ в научно-инновационной сфере.

Я не во всем согласен с коллегами из ЕС (о чем неоднократно говорил с ними), но представляется, что основные положения этого доклада и большинство рекомендаций остаются актуальными и по сей день. Возможно, стоило бы проанализировать ход выполнения рекомендаций коллег из ЕС в нашей стране за прошедшие два с половиной года.

Можно было бы упомянуть и ряд других источников, заслуживающих внимания автора статьи, например доклад Всемирного банка о состоянии инновационной системы Украины (декабрь 2017 г.), работы таких отечественных специалистов, как И. Булкин, Т. Писаренко, В. Грига и др., которые профессионально занимаются вопросами научной политики, кадровой динамики, финансирования ИР. В этих публикациях делаются попытки квалифицированно проанализировать различные аспекты состояния отечественной науки, но они, как правило, выпадают из поля зрения представителей неправительственных организаций и журналистов.

Безусловно, не стоит игнорировать проблемы общего характера. Более того, именно их решение является предпосылкой успешного реформирования науки. Внутренние реформы в науке важны, но гораздо важнее, чтобы они были встроены в изменения, необходимые стране в целом.

Деградация экономики в последние годы уже привела к тому, что спрос на результаты исследований и разработок, особенно в высокотехнологичной сфере, резко упал. Да и сама эта сфера ужалась до небольших размеров. Например, количество занятых в отечественной электронике, по сравнению с 1990 г., сократилось примерно в 20 раз, доля обрабатывающей промышленности в целом в ВВП уменьшилась более чем впятеро и продолжает сокращаться.

Без изменений в экономической политике Украина будет в лучшем случае источником подготовки научных кадров для более развитых стран, и все меры по адаптации к международным стандартам в этой сфере будут только способствовать ускорению эмиграции ученых.